ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ЯПОНИИ

Максим и Федор, опершись друг о друга, сидели на небольшой поляне, покрытой густым слоем аллюминиевых пробок; пробки покрывали это волшебное место слоем толщиной в несколько сантиметров и драгоценно сверкали золотым и серебряным светом.

На опушке поляны застыли брызги и волны разноцветных осколков. Жаль уходить, да скоро поезд.

Федор давно перестал ориентироваться - куда ехать, в какую сторону, зачем, но Максим все-таки настаивал на возвращении. Впрочем, можно было и не думать о нем, о возвращении - оно медленно совершалось само собой; то удавалось подъехать на попутной машине, то спьяну засыпали в каком-нибудь товарном поезде - и он неизменно подвозил в нужную сторону, в сторону Европы.

Возвращение неторопливое и бессознательное - как если бы Максим и Федор стояли, прислонившись к какой-то преграде, и преграда медленно, преодолевая инерцию покоя, отодвигалась.

-- Максим, ты говорил поезд какой-то? - спросил Федор.

Максим чуть приподнял голову и снова уронил ее.

Федор не нуждался в поезде; он не испытывал ни отчаянья, ни нетерпения, не предугадывал будущего и не боялся его. Но раз Максим говорил про поезд...

-- Эй, парень, как тебя, помоги Максима до поезда довести, - обратился Федор к парню, лежащему напротив - случайному собутыльнику.

Тот поднял мутные, невидящие глаза и без всякого выражения посмотрел на Федора:
-- Ты чего рылом щелкаешь?
-- Да вот Максима надо довести.
-- Куда?
-- В поезд.
-- Билет надо. Билет у тебя есть?
-- Максим говорил - у тебя билет, ты покупал. Помнишь?
Парень вывернул карманы: - Какой билет, балда? Где билет?

Из кармана, однако, выпало два билета.

Федор подобрал билеты, засунул Максиму в карман, поднял последнего под мышки и поволок к длинному перону, просвечивающему сквозь кусты.

Парень побрел следом, но, пройдя несколько шагов, опустился на колени и замер.

Федор, задыхаясь, и почти теряя сознание, выбрался на рельсы, чудом - видно кто-нибудь помог - запихнул Максима в тамбур, и упал рядом, словно боец, переползший с раненым товарищем через бруствер в безопасный окоп.

Кто-то его тормошил, что-то спрашивал и предлагал - Федор безмолвствовал и не двигался.

Когда он проснулся, Максима рядом не было.

Поезд шел быстро, двери тамбура хлопали и трещали.

Федор встал. С ужасом глядя в черноту за окном, он несмело прошел в вагон. Оттуда пахнуло безнадежным удушьем. Максима там не было, вообще там никого не было, кроме женщины в сальном халате и страшных блестящих чулках. Она с ненавистью и любопытством рассматривала Федора.

Федор захлопнул дверь. Постоял в нетерпении, морщась от сквозняка; затем открыл входную дверь и выпрыгнул из поезда.

Его тело упруго оттолкнулось от насыпи и отлетело в кусты ольхи.

Оклемавшись, когда шум поезда уже затих, Федор встал и неловко пошел по каменистой насыпи к мокрым бликам шпал и фонарю.

Уже светало, но щелкающие под ботинками камни были не видны, ноги разъезжались и тонули в скользком крошеве.

Пройдя метров сто, Федор сошел с насыпи и, раздвигая руками мокрые кусты, чуть не плача, побрел в направлении, перпендикулярном железной дороге.

Лес сочился предрассветной тяжестью; тихо.